Александр Бучин – шофёр Победы. Часть 2.

Разбирая свой журналистский архив, Ваш покорный слуга неожиданно обнаружил стародавний блокнот с расшифровкой беседы с шофером Г.К. Жукова – Александром Николаевичем Бучиным. В месяц май, когда мы традиционно вспоминаем поколение победителей, переломавшим хребет тогдашнему нацизму, думается, уместно не только заново привести интересную беседу – документ эпохи, но и дополнить её теми воспоминаниями ветерана, которые не вошли в опубликованные варианты (интервью и очерк) – по причинам цензуры, как внешней, так и внутренней. (Уж очень не вписывались многие высказывания Бучина в «генеральную линию партии»). Пусть это будет моим маленьким вкладом в копилку народной памяти о легендарном маршале Победы и шофере Победы…

Продолжение беседы с А.Н. Бучиным (запись 1987 года)

Война!

М.В.: Александр Николаевич, Вы и стали личным водителем Жукова с первых дней войны?

А.Б.: Нет, не сразу. Известие о нападении немцев застало меня на тренировке – ведь 22 июня воскресный день был, и я на станции Планерная готовился к соревнованиям по мотокроссу по пересеченной местности. Гараж особого назначения (ГОН) военизировали, нас вновь призвали, присвоив соответствующие должностям звания. Большинству сотрудников ГОНа поставили новые задачи, «отцепив» от коминтерновских деятелей. Их, кстати, вскоре эвакуировали в глубь страны. Меня же определили в группу сопровождения к одному из военачальников. Им оказался генерал армии Жуков, на тот момент – начальник Генштаба. Я вначале водил «хвостовую» «эмку» сопровождения с тремя ребятами охраны, вооруженных автоматами ППД. Мне же, как водителю, был положен наган и финский нож.

Группа сопровождения Г.К. Жукова – все в сборе, 1943

А вообще в группу сопровождения входили специалисты самого разного профиля: водители, охрана, адъютант, ординарец, повар, парикмахер, а также фельдшер – Лида Захарова, всеобщая любимица. Командовал охраной и обслугой «смотрящий» от НКГБ – майор Николай Харлампиевич Бедов. Впрочем, и мы все проходили по тому же ведомству. Хотя, к примеру, у меня всю войну танкистская форма была – с чёрной фуражкой и «танчиками» в петлицах, а потом и на погонах: органы по традиции маскировали свои кадры…

М.В.: Получается, у Жукова было несколько водителей?

А.Б.: Не совсем так. В группе сопровождения, да, водителей было несколько – Зубов, Чушелов, Казарин. Жукова до меня возили Гриша Широких, Николай Каталагин. А в апреле сорок пятого, как я приболел, меня подменял Витя Давыдов. Я же был бессменным шофёром. Стал им, кстати, совершенно случайно. В начале сентября сорок первого, дело было в Калининской области, жуковский вездеход ГАЗ-61, следовавший впереди, угодил в канаву. Все остановились. Никак не удавалось вытащить машину. Бедов подбежал ко мне: «Саша, выручай, ты же гонщик!» Сел за руль вездехода, включил передний мост, туда-сюда, потихоньку вырулил.

А через пару дней после того случая с порученцем Жукова Кокоревым отправились мы с заданием на передний край. Ехали лесом, но на одной из полян попали под «мессер». Он, гад, развлекался, обстреливая несколько десятков обезумевших от паники красноармейцев. Как только я сообразил, что происходит, то мигом загнал машину в кусты. Причём, чисто автоматически – просто с детства реакция хорошая. Обошлось. Немец нас не заметил. Результат был самым неожиданным. Кокорев, видно, доложил о моем «геройстве» шефу. И на следующий день, числа точно не помню, бои под Ельней были, ко мне подходит Бедов и говорит со значением: «Ну, Саша, готовься, повезёшь «Самого»!». С тех пор и стали ездить. Я – за рулем. Жуков – справа, впереди. Он, кстати, в отличие от многих начальников, рядом с водителем всегда садился. А сзади – Бедов с адъютантом.

Маршал Жуков вручает младшему лейтенанту А. Бучину медаль «За отвагу», Курская дуга, 1943

Первые впечатления о полководце

М.В.: А каким человеком Вам показался Георгий Константинович? Говорят, ведь, первое впечатление – самое верное…

А.Б.: Жуков, в отличие от коминтерновских и многих отечественных «шишек», которых мне к тому времени довелось повидать, поразил своей деликатностью, обходительностью, тактичными манерами. В общении был ровен, спокоен. При первой беседе, помню, расспросил про родителей, откуда родом, поинтересовался спортивными успехами. Немного рассказал о себе, вспомнил Халхин-Гол… Особо поразила одна деталь: ко мне, мальчишке ещё, генерал-армии, вдвое старше меня, обращался на «Вы»!

М.В.: Шофёр – часто бывает довольно близок к шефу, ближе, чем адъютант, ординарец. Иной раз, даже ближе, чем жена… Вы, прошедший с Георгием Константиновичем через всю войну, наверное, как никто другой, хорошо знали его как человека, его склад характера, привычки… Каким он был, маршал Жуков?

А.Б.: Ну, чем-то уж совсем личным, откровенным, Жуков никогда не делился. У нас в группе сопровождения всегда были, как и положено по субординации, отношения «начальник-подчинённый». В какие-то пространные разговоры, рассуждения Георгий Константинович ни со мной, ни с охраной никогда не пускался. Всё общение так или иначе касалось службы. Обычно Жуков был немногословен. Подчас хмур, но весьма точен в оценках. Слово у него было веским, обдуманным. Частенько приходится слышать о суровости маршала, даже излишней жестокости. Это не совсем так. Я бы назвал это требовательностью и принципиальностью. Тут Жуков не делал поблажек никому, тем более, себе. Хотя, конечно, он мог и вспылить, и отругать за нерадивость.

Даже, помню, по физиономии одного бойца двинул – но за дело! Это случилось во время наступления в Белоруссии. Ехали мы на «виллисе», а впереди «студебеккер» никак не уступал нам дороги. Я скорость прибавляю, он прибавляет, мы влево, он – влево, я вправо, он – вправо. Оттирает, паразит, чуть в кювет нас не сбросил! Наконец, обогнали. Охрана бросилась, открыла дверцу, а из кабины вываливается в стельку пьяный боец – он, вишь, хохмил на дороге, озорничал! Ну и маршал двинул ему от души, даже не вставая с сиденья… Ведь разбиться же все могли! Повезло парню – другой бы в штрафбат сослал, а Жуков – по-русски разобрался!

Мне как-то, кстати, тоже попало – под Курском дело было. Тогда как раз погоны ввели – мне младшего лейтенанта дали, вместо кубарей сержанта госбезопасности. А тут нелады какие-то с машиной! Ну, Жуков на меня и наехал: «Как офицерские погоны получил, так технику и забросил?!» Но я быстро устранил недостатки и больше не давал поводов для нареканий.

Или вот – другой случай, говорящий о жуковской справедливости. Кажется, на Воронежском фронте дело было. Мы ехали с проверкой в какую-то дивизию. А солдатик на въезде в «хозяйство» никак не хотел пускать без пароля, несмотря на то, что генералы, нас сопровождавшие, в голос на него кричали. Боец винтовку наизготовку и чуть не стрелять стал! Жуков потом, как инцидент разрешился – из дивизии на шум прибежали – часы свои снял, подарил часовому, поблагодарил за службу и руку пожал.

 

А. Бучин уже в лейтенантских погонах, 1944

Он-то, вообще, добрым, душевным был. Сам прошедший армейскую школу от солдата до маршала прекрасно знал обо всех тяготах и лишениях службы. Постоянно справлялся о жизни солдат, давал необходимые указания. Часто беседовал с бойцами, когда выезжали в войска, расспрашивал их о службе, о доме, шутил… Зазнайство, чванство были абсолютны не присущи Жукову. Даже когда он стал маршалом и заместителем Верховного Главнокомандующего, он ничуть не изменился.

Жуков на службе

М.В.: Александр Николаевич, а не трудно было водить машину зама Верховного? Не давил груз ответственности? Ведь, когда выезжали в войска или на передовую, наверное, были и мины, и бомбёжки, а может, и вражеские десанты, как в каком-то фильме, где Жукова играет Михаил Ульянов?

А.Б.: Хм, Ульянов, кстати, здорово играет Георгия Константиновича. Хоть они не сильно похожи внешне, но артист подловил характер маршала, какие-то его движения, жесты, манеры разговора, даже походку. Очень похоже!

Что же касается особой ответственности, то, конечно, никто в группе сопровождения никогда о ней не забывал. Старались исполнять служебный долг самым добросовестным образом, ведь нам были поручены и обслуживание, и безопасность Жукова во всех аспектах!

На передовую и даже на передний край, действительно, доводилось выезжать много раз. Ездили и по бездорожью, и среди воронок, и ночью, без света. Под десант, правда, не попадали, а вот под артобстрелы доводилось.  Когда добирались в Ленинград (Жуков же на разные фронты командующим назначался) – то и под бомбёжку.  «Дорога жизни» – очень трудная, вообще, трасса была! Кружили, объезжая препятствия: кругом разбитые машины, разбомбленные грузы, проруби, оставленные снарядами, бомбами, полыньи, через которые настелены хрупкие мосточки, досочки, позиции наших зениток, регулировщицы с флажками в руках… Ну, ладно мы, два раза там проехали, а ленинградские-то фронтовые шофёры умудрялись делать по «Дороге жизни» по два-три рейса в день туда-обратно! Герои! Я бы давно поставил там памятник Водителю!

На фронтовых дорогах, Восточная Украина, 1943

А один раз, дело было, если память не изменяет, в степи на сталинградском направлении, едва не выехали прямо на колонну немецких танков! Но, слава Богу, успели повернуть вовремя – спасла удивительнейшая способность маршала ориентироваться и по карте, и на местности. Причём, даже там, где он ни разу до этого не бывал. Могу со всей ответственности засвидетельствовать, во время каких-либо экстремальных происшествий Жуков оставался совершенно спокойным. Он был поистине бесстрашным и мужественным человеком.

 … и в быту

М.В.: А каким маршал бывал в минуты отдыха, в быту?

А.Б.: Честно говоря, по-настоящему весёлым в первый раз я увидел Жукова только в День Победы. А вообще-то маршал любил музыку, песни, особенно в исполнении Руслановой. Был не прочь даже сплясать под настроение. Сам играл на гармони, баяне. На баяне, кстати, во время войны выучился. Бедов нашёл тогда ему учителя среди бойцов – неробкого парня Ивана Усанова. Он-то за год и обучил Георгия Константиновича. Баяном Жуков стресс снимал. А вот алкоголем – нет. Во всяком случае, не то что пьяным, а и выпивши его не видел. За исключением одного раза… 

Дело в ноябре сорок четвертого было. Верховный тогда неожиданно Рокоссовского перевел на 2-й Белорусский фронт, а Жукова направил на его место – на 1-й Белорусский, на берлинское направление. Тогда между маршалами пробежала кошка. Рокоссовский обиделся, уехал к новому месту назначения, даже не передав дела. И вот 19 ноября, на учрежденный День артиллерии, маршалы, наконец, встретились, «перетерли» всё, обсудили и, по крайней мере, внешне нормализовали взаимоотношения. Ну, как тут без спиртного? Вот, и позволил Георгий Константинович тогда немного расслабиться. Тем более, возил к Константину Ксаверьевичу я его одного, без «лишних глаз». На обратном пути прокатил его «с ветерком» – чтобы немного проветрить. Маршал, кстати, вообще, как и большинство русских людей, любил ездить «с ветерком». Обожал скорость…

Что ещё запомнилось из ежедневных, бытовых вещей? Жуков всегда вставал с петухами. Такой же порядок установил и нам. Если мы куда-то выезжали – в Москву ли, в войска ли, на передовую, то всегда выезжали рано, буквально с рассветом. Личного оружия маршал при себе никогда не носил. Пистолет всегда клал в машине в «перчаточник» на приборной доске.

М.В.: Ходит легенда, что Жуков был верующим человеком, даже икону с собой возил…

А.Б.: Ну, в войсках мало ли чего только ни говорили! Не знаю, правда, это или нет. Во всяком случае, иконы никакой при маршале не видел. И вообще он никак не проявлял себя верующим. Никогда не крестился, Бога не вспоминал… Всё-таки он был человеком своего времени. Хотя, бывало, как в каком освобожденном городе храм, разрушенный или оскверненный фашистами, видел, ругался всегда на фрицев, сокрушался… Это было.

М.В.: В войсках, мне мой дед-фронтовик рассказывал, также говорили, мол, если Жуков приехал на этот участок фронта, то жди наступления или контрудара…

А.Б.: А вот это –  верно, ходила такая солдатская присказка! А ещё говаривали: «Где Жуков – там успех»!

Жуковский автопарк

Лейтенант А. Бучин у жуковского «автопарка», 1945

М.В.: Александр Николаевич, а на каких автомобилях Вы ездили вместе с маршалом?

А.Б.: Их было несколько. Довелось ездить и на «эмке», и на «бьюике», и на «паккарде», и даже на бронированном «мерседесе», конфискованном у военного министра царской Болгарии. Но больше других послужил большой чёрный «хорьх», ранее принадлежавший немецкому военному атташе в Москве.

М.В.: А можно поподробнее?

А.Б.: Первой машиной был ГАЗ-61 –  это такой вездеход на базе «эмки» с 115-сильным, 6-цилиндровым двигателем. По проходимости среди отечественных авто ему не было равных. На нём можно было передвигаться при любых погодных условиях: и в дождь, и в грязь по бездорожью, и в снег, и в гололёд. Шёл даже тогда, когда трактора вставали! Но зимой сорок первого наш ГАЗ встал. Пока отвёз его в ремонт, от ребят узнал, что в нашем гараже есть достойная замена «труженику» – немецкий вездеход «хорьх». Как раз тот, на котором германский военный атташе по Белокаменной раскатывал. Большая такая машина, семиместная с могучим мотором в 160 лошадиных сил. По бокам – вставные колеса. И что особо ценно для бездорожья – полноприводная! С конца сорок первого два с половиной года где-то мы его и использовали в качестве основной «рабочей лошадки». ГАЗ, кстати, тоже починили – ребятам в охрану отдали. Впрочем, и на нём время от времени мы тоже гоняли, когда «хорьх» бывал на профилактическом ремонте. Вот, к примеру, как готовили операцию «Полярная звезда» (развитие наступления в Ленобласти после прорыва Блокады Ленинграда с целью развития успеха и создания предпосылок для наступления в Прибалтике – М.В.) Жукова срочно в Ставку вызвали. Так мы на нашей броне-«эмке» прямо с Северо-Западного фронта в Москву к Сталину прикатили!

М.В.: А обычно как на фронт и с фронта добирались?

А.Б.: Ну, когда боевые действия под Москвой шли, понятное дело, своим ходом всюду ездили – и в Москву, в Ставку, и в войска, на разные участки фронта. Жуковский штаб сначала, ведь, в Перхушкове располагался, на Можайском шоссе, а затем на станции Обнинское (ныне г. Обнинск, Калужской области – М.В.), неподалеку от родных жуковских мест в Малоярославецком уезде. Позже, когда немцев от Москвы отогнали, то «хорьх», бывало, на платформы грузили и спецпоездом посылали туда, куда Жукова направляли – на Юго-Западный фронт, Волховский, Воронежский…

А осенью сорок четвертого бронированный «мерседес» болгарского военного министра (из Болгарии его на поезде привезли и в наш гараж передали) я прямо по Минке перегнал к Жукову в штаб в Белоруссию, где тогда фронт был.

Так, какие ещё у нас авто были? В группе сопровождения – «кадиллак», бывшее авто замнаркома обороны Щаденко. Его стали в качестве представительской машины использовать, когда, к примеру, надо в Кремль было ехать. В том же качестве с весны сорок третьего служил и «паккард» – он тоже стал парадно-выездным автомобилем. Был ещё представительский «бьюик», его Леша Чушелов водил. Машина та раньше принадлежала латвийскому диктатору Ульманису. Потом в конце сорок третьего американцы прислали нам по ленд-лизу ещё два шикарных лимузина – новые «бьюик» и «кадиллак». Тоже, в основном, их в качестве представительских использовали.

Как весной сорок четвертого «хорьх» все сроки нещадной эксплуатации выслужил и его списали, то в качестве основного транспортного средства ещё один «мерс» – из трофейных, попробовали. Но не глянулся он маршалу. Стали ездить на «виллисе» – вот он Жукову полюбился! Так до конца войны на нём и проездили по военным дорогам. Мы к джипу сами фанерный верх соорудили и приделали – для большего «комфорта», ну, и от дождя и снега.

Как Берлин взяли, с «виллиса» Жуков на «болгарский» «мерседес» пересел. На нём 3 мая 1945 года мы поверженную столицу Рейха и объезжали. На домах, помню, буквально из каждого окна белые флаги и простыни висели – символ капитуляции. Мы тогда побывали у рейхсканцелярии, у Рейхстага, где по солдатскому обычаю расписались все, включая маршала, на стене. Потом Тиргартен объехали, где Колона Победы. Немцы – и цивильные, и пленные, которых наши автоматчики гнали, завидя, что в машине высокое начальство, кланялись нам в пояс…

Младший лейтенант А. Бучин за рулём жуковского «паккарда», 1943

А на подписание Германией безоговорочной капитуляции в Карслхорст, и на Парад Победы в Москве, в Кремль, я маршала в представительском «паккарде» возил…

Объезды городов 

М.В.: Александр Николаевич, вот Вы говорите, с Жуковым Берлин объезжали, а что, у маршала был такой обычай – взятый город объезжать?

А.Б.: Не только взятый, но и освобождённый, и тот, который мы отстояли. С Ельни так повелось. Его на ГАЗе объезжали. Тогда первый раз воочию увидели, что творят немцы на нашей земле… После прорыва Блокады город на Неве Жуков тоже попросил объехать. На «хорьхе» Ленинград объезжали. Дивился он, помню, чистоте и порядку везде, несмотря на все те ужасы, что Питер пережил…

Харьков объезжали на «бьюике». Кстати, вместе с членом военного совета Воронежского фронта Хрущёвым – он следом ехал на своей машине. Одни руины кругом были. Стало ясно, что, отступая, гитлеровцы теперь будут проводить тактику «выжженной земли». Тяжкое, очень тяжкое впечатление город производил. Но, всё равно, откуда-то взявшиеся горожане нас обступили в одном месте. По их виду можно было представить, что им тут пришлось пережить в оккупации – грязные, оборванные, голодные… Провели импровизированный митинг.

Коренастый, но ладно «скроенный» Жуков говорил чётко, по-военному, не рассусоливал. Неистовые аплодисменты сорвал. А Никита плел что-то несуразное, партийную трескотню какую-то с совершенно дикими оборотами и неправильными ударениями, когда людям простые слова поддержки нужны были, а не абракадабра про коммунизм! Одним словом, полуграмотный коротышка с отвисшим животом, вылезший из «грязи в князи». Военная форма на нём абсолютно нелепо смотрелась. Да и в самой внешности его что-то такое отталкивающее было: в бородавках весь, кожа дряблая, словно пластилиновый! Думаю, хрущёвская зависть к Жукову, переросшая в неприязнь и страх, тогда и зародилась, на том митинге. Косноязычный толстый партийный бонза отвратительно выглядел рядом с подтянутым, лаконичным маршалом. Помню, какие ненавидящие взгляды будущий лидер страны и партии бросал тогда на Жукова… 

Освобождённый Киев, новую столицу УССР (старой до 1934 года был Харьков – М.В.), объезжали уже в одиночку, без Хрущева. Тот не рискнул «конкурировать» рядом с маршалом перед киевлянами. В Киеве тоже, помнится, был небольшой митинг по случаю освобождения города.

Больше, кстати, маршал перед народом освобождённых городов не выступал – охрана категорически запретила это «в целях безопасности». Может, Никита в Кремль доложил Хозяину о непомерном росте популярности Жукова не только в войсках, но и среди гражданского населения, а может – из-за трагедии с командующим 1-м Украинским фронтом Ватутиным, получившего смертельную рану в бою с украинскими националистами…

Николай Фёдорович 29 февраля 1944 года вместе со своим сопровождением выехал в войска для подготовки очередной операции, и при въезде в одно из сёл попал под обстрел диверсионной группы УПА… Так что мы Минск и Варшаву потом объезжали «молча».

Бандеровцы и «дружба народов»

М.В.: Вы упомянули бандеровцев. А сильно они наступающую Красную Армию донимали? Жуковцам не доводилось с ними глядеть друг на друга в прицел?

А.Б.: Нет, хотя после трагедии с Ватутиным в жуковскую группу сопровождения и выделили, на всякий случай, бронетранспортер, который стал всюду следовать за нами. Но пока боевые части Красной Армии были рядом, бандит-бандеровец открыто никогда не смел высовываться. Любая вылазка упашников-оуновцев была бы пресечена самым быстрым и беспощадным образом. Эти мрази знали – от наших бойцов пощады не жди! Поэтому их почерк – это не открытый, честный бой, а расправы с активистами на местах, стрельба исподтишка, убийства солдат и офицеров, отставших от частей, в одиночку или малой группой отправившихся сдуру куда-нибудь за горилкой или ещё чем. Под Хелмом доводилось видеть изуродованные труппы наших ребят в лесу. Видно было, пытали перед смертью их люто…

Впрочем, там, на Холмщине, это не только бандеровцы могли быть, но и аковцы из «Армии Крайовой». В Польше-то нас тоже хлебом-солью не встречали. К нашим бойцам относились не как к освободителям, а скорее, как к дополнительной возможности для коммерции. Вокруг наступавших войск тут же стали виться стаи торгашей-поляков, предлагали что-либо выменять, купить, продать: «Цо, пан офицер хцял бы?». Цо, цо – яйцо! Какой-то торгашеский дух витал над всей страной! Кстати, за исключением Варшавы, которая в результате восстания была почти полностью разрушена, Польша казалась совершенно нетронутой войной. Опрятные города, упитанные деревни, прилично одетая публика, скот, кони, посевы на полях – будто мирное время… Мы дивились: надо же, немцы уходят, а ничего не разрушают – не то, что на русской земле! Впрочем, как мы в Польшу пришли, наоборот, «паны» стали у немцев всё отнимать и тащить, на бричках аж везли! Колонны наших людей, угнанных в фашистское рабство, идущих на Восток, тоже, кстати, на дорогах встречали…

М.В.: А с РОА боестолкновений не было? Вроде бы, как раз в то время, немцы их на фронт бросили.

А.Б: Нет, кроме отдельных предателей, власовцев в виде организованных подразделений, нигде на фронте не видели. РОА – это же большей частью выдумка геббельсовской пропаганды. А вот выступления Власова слышать доводилось по автомобильному приёмнику – их нередко по берлинскому радио передавали… Эсэсовцев же из наших, так сказать, «братьев» по Союзу, было сколько угодно! Из представителей некоторых нацменьшинств – так вообще, целые дивизии сформировали. Впрочем, они с самого начала не хотели на стороне СССР воевать. Под Москвой, помню, среди этой публики немало случаев трусости было, самострелов… 

Что греха таить – «дружба народов» тогда сильную трещину дала! И всю основную тяжесть войны вынес на себе русский народ, в этом меня никто не переубедит! За редким исключением, помимо русских, украинцев и белорусов, особых вояк на фронте не было. (Мол, «пусть Иван воюет!»). Не с бухты-барахты ведь в наступавших войсках в какой-то момент все друг друга стали «славянами» называть! 

«Смотрящие» от партии

М.В.: Выходит, не «партийный», а «русский» дух вёл к Победе?

А.Б: Именно так. Пока за интернационал да партию воевали – до Москвы и Волги нас отбросили, а как стали за Россию-матушку, за Родину – так немчуру обратно и погнали! А все эти политкомиссары с бреднями про солидарность трудящихся (недаром их институт упразднили!), да члены военных советов фронтов – смотрящие от ВКП (б), были только тяжкими гирями на ногах командования. Ну, не может быть в армии двоевластия! А если честно, то и язык у многих политработников был подвешен плохо. Но, вот, поди ж ты, лезли обсуждать действия командиров!

Помню, под Москвой от партии, так сказать, с нами всюду Булганин ездил, до войны – столичный предисполкома, везде себя навязывал. Так Жуков как-то выдал ему: «Ты же, Николай Александрович, хороший хозяйственник. Вот, тылом и занимайся – благоустройством, портянками да канализацией, а в стратегию не лезь!». Обиделся, вишь. Припомнил. Одним из гонителей маршала потом стал. Как министром обороны его назначили, так сразу сослал Жукова из Одессы еще подальше – Уральским военным округом командовать. А какой из Булганина министр обороны?! Ты его физиономию представляешь? Усики, бороденка… Счетовод счетоводом! Он, кстати, одно время госбанком заведовал. Универсальный специалист, хлябь его твердь! Таким деятелям всё равно, чем руководить!

Или Хрущёв, ну, про него уже рассказывал. Много раз доводилось его видеть. Из той же породы гусь. Первый раз, когда мы на Воронежский фронт приехали Голикова снимать за поражение под Харьковом. Никита думал, что и его тоже турнут. Всё лебезил, семенил перед Жуковым, на цырлах ходил. Трибунала боялся. А Голиков, кстати, как и Булганин, припомнит маршалу принципиальность: в сорок шестом, когда Политбюро обвинит Жукова в бонапартизме – единственный среди военачальников на сторону партейцев встанет. Хотя потом и другие высшие военные от Жукова отвернутся, за себя трясясь…   

М.В.: Гляжу, не очень-то Вы партию жалуете. А сами разве не состояли в ВКП (б)? Будучи в сопровождении маршала, неужто не положено было «по штату»?

А.Б.: Нет. «Членства» в НКГБ-МГБ хватало, – (смеётся), – отнекивался от таких предложений и настойчивых рекомендаций. А после ареста и лагеря – уже не звали, конечно.

Фото с удостоверения А. Бучина, 1944

(продолжение следует)

Михаил ВАСЬКОВ (Клуб 20/12)

Жуков на «виллисе», Восточная Европа, 1945.