Уроки истории

Уважаемые земляки! Сегодня очередная годовщина окончания Советско-Финской (Зимней) войны, которая в истории Республики Карелия занимает заметное место – наши деды и прадеды принимали участие в боевых действиях как в составе Красной Армии, так и Финской Народной Армии, начавшей формирование в Петрозаводске (об этой малоизвестной странице республиканской летописи постараемся рассказать отдельно). А кто-то из наших земляков и соплеменников (из песни слов, как говорится, не выкинешь) воевал с «той стороны»…

Результаты Московского мира (12.03.40) (закрепленные затем Парижским мирным договором 1947 года) оказали непосредственное влияние и на судьбы Карелии – к Карельской АССР были присоединены значительные сопредельные территории, республика получила мощный импульс государственного, экономического, культурного развития и была преобразована (31.03.40) в Карело-Финскую ССР, получив статус полновесной союзной республики.

Предлагаю Вашему вниманию свой материал, размещенный на сайте информационного агентства «Суворов-пресс», который рассказывает о тех, уже далеких от нас событий, когда наши деды, несмотря на все сложности, сумели найти разумный военно-политический компромисс с соседями…

Уроки истории: Московский мир. Искусство компромисса.  

 13 марта 1940 года Финляндия погрузилась в траур. В знак скорби по погибшим и материальным потерям по всей стране были приспущены государственные флаги, приостановили работу госучреждения. Газеты, печатавшие текст подписанного накануне мирного договора с СССР, поместили его в траурные рамки. Патриотически настроенные граждане надевали черное. По щекам многих людей, слушавших радиообращение министра иностранных дел Вяйнё Таннера об окончании войны и крайне тяжелых для финнов условиях мирного соглашения, текли слезы. Некоторые взахлеб рыдали…

«Цену мира спроси у солдат…»

Народ недоумевал: как непобежденная на поле битвы страна может согласиться на фактический ультиматум? Как можно добровольно отдать противнику десятину своей территории, включая колыбель финской «самости» – землю Калевалы (район озера Суванто-ярви на Карельском перешейке), восьмую часть всех месторождений полезных ископаемых и лесных ресурсов, четверть транспортных и промышленных мощностей, включая почти всю деревообрабатывающую, бумажную и целлюлозную промышленность, производство взрывчатых веществ, треть гидроэнергетики, добрую сотню электростанций, Сайменский канал, обеспечивающий судоходство из внутренних озер в Финский залив? Как можно лишить крова и имущества до полумиллиона соотечественников, оставить могилы предков и совсем свежие захоронения солдат, храбро защищавших родину?

Когда на следующий день подписавшая мир финская правительственная делегация во главе с премьер-министром Ристо Рюти возвратилась из Москвы в Хельсинки, город встретил ее холодным молчанием и сосредоточенностью…

В войсках же, напротив, царило радостное возбуждение – зачитывали приказ Верховного главнокомандующего маршала Маннергейма № 34.

«Солдаты прославленной Финской армии! – говорилось в приказе, – Между нашей страной и Советской Россией заключен суровый мир, передавший ей почти все поля боев, на которых вы проливали свою кровь во имя всего того, что для нас дорого и свято. Вы не хотели войны, вы любили мир, труд и созидание, но вас вынудили воевать… Более пятнадцати тысяч из вас, ушедших на поле битвы, никогда больше не увидят родного дома, а многие навсегда потеряли способность трудиться. Но и вы наносили чувствительные удары. И если сейчас двести тысяч ваших врагов лежат в сугробах, невидящим взглядом всматриваясь в наше звездное небо, то в этом нет вашей вины. Вы не испытывали к ним ненависти и не желали им ничего плохого. Вы всего лишь следовали жестокому правилу войны: убить или самому быть убитым…»

Приказ ставки вторил чувствам солдат. Еще бы – уцелеть в такой мясорубке! Да и верно подметил старый маршал: несмотря на пропаганду по обе стороны фронта, никто не испытывал особой ненависти к противнику, тем более у многих на «той» стороне были родственники, знакомые, сослуживцы, однокашники, ведь всего-то четверть века назад все жили в одной державе…

Рассказывают, когда в 12.00 по ленинградскому времени (в 11.00 по финляндскому) 13 марта был прекращен огонь, во многих местах финны, не забывшие еще имперского языка, стали кричать в соседние траншеи: «Эй, русские! Войне – конец! Идите к нам мириться и водку пить!» И ведь шли! (Хоть это никогда, понятное дело, у нас не афишировалось). И пили. И смеялись, хлопая друг друга по плечу. И братались, меняясь нехитрыми солдатскими сувенирами – зажигалками и спичками, ложками и фляжками, консервами и горячительными напитками, денежными купюрами и монетами…

Ведь солдаты лучше других понимают, что начинают войны не они, а политики. И именно военные, не понаслышке знающие цену жизни, всегда и везде являются самыми искренними приверженцами мира между народами…

 Переговоры в стокгольмском «Гранд-Отеле» и их закулиса

…Политики же начали искать мира с конца января 1940 года, когда посол СССР в Швеции Александра Колонтай передала финнам советские условия прекращения военных действий по «неофициальным каналам». За этой хитромудрой дипломатической формулировкой скрывалась, разумеется, конкретная персона. Таковой оказалась давняя дореволюционная знакомая Александры Михайловны – эстонка, писательница и содержательница хельсинкского литературно-политического салона левого толка Хелла Вуолийоки, в девичестве Муррик. (Ее муж, Сулло Вуолийоки, был видным финским социал-демократом и личным другом Владимира Ульянова-Ленина).

Хелла Вуолийоки (в 1943 году она будет осуждена военным трибуналом за укрывательство советской парашютистки-связной) еще в начале января предложила посреднические услуги финскому министру иностранных дел Вяйнё Таннеру. Мол, она может «попытаться связаться с Советским Союзом через свою подругу». Дружеская связь двух женщин оказалась как нельзя кстати, ведь с началом Зимней войны СССР разорвал отношения с официальным Хельсинки и поддерживал контакты только с марионеточным «правительством» Отто Вилле Куусинена…

Потихоньку связь правительства Рюти-Таннера с Москвой была налажена. Вскоре к процессу мирного урегулирования подключились шведские дипломаты, за ними и вездесущие американцы. (Вуолийоки даже остановилась в резиденции американского посла в Стокгольме). Был дан зеленый свет прямым контактам противоборствующих сторон. Они, понятно, держались в секрете, ведь переговоры о компромиссном мире, как никакие другие, требуют тишины, сосредоточенности и основательности, дабы стороны могли вникнуть в логику и аргументы партнеров. Поэтому политический диалог в стиле Далесса-Вольфа из «17 мгновений» шел весь февраль сорокового в стокгольмском «Гранд-Отеле»…

Во встречах, по некоторым данным, помимо Колонтай и Вуолийоки, участвовали сотрудники ИНО НКВД – Андрей Грауэр и Борис Ярцев, мининдел Финляндии Таннер, его бывший коллега, а в то время временный поверенный в делах Финляндии в Швеции Юхо Элиас Эркко, финские дипломаты и сотрудники спецслужб. Поиски мира, как и можно было предположить, шли сложно. Финны поначалу (как собственно, и во время московских переговоров осенью тридцать девятого о переносе границы от Ленинграда в глубь Карельского перешейка в обмен на территории в Восточной Карелии), никак не хотели соглашаться на новые условия советской стороны.

В то же время и у наших соседей был, что называется, козырь в рукаве – западные «демократии» в виде Великобритании и Франции. Эти известные «миротворцы», развернувшие поставки оружия в Суоми, всячески подталкивали финнов к продолжению войны, заверяя, что уже в марте готовы, де, не только направить добровольцев на советско-финский фронт, но и регулярные части (включая польские бригады) общим числом не менее ста тысяч человек.

Норвегия и Швеция, не особо желавшие осложнять отношения не только с СССР, но и с Германией, имевшей на Севере Европы собственный интерес, раздумывали, давать ли этому воинству чреватое последствиями разрешение на проход через свою территорию. Кроме того, советская разведка именно в эти дни проинформировала Сталина о параллельной разработке англичанами и французами планов десанта в районе Мурманска (в бухте реки Западная Лица Кригсмарине до захвата Норвегии арендовала у Советского Союза военно-морскую базу «Норд») и бомбардировок нефтяного узла в районе Баку…

И советскому, и финскому руководству стало ясно, что таким образом они могут быть втянуты в разгоравшуюся Вторую мировую войну, что на данном этапе никак не входило ни в планы Москвы, ни в планы Хельсинки. В случае высадки в Суоми англо-французских войск, финнам пришлось бы воевать и против Рейха, а русским – против коллективного Запада. При такой возможной конфигурации фронтов северного ТВД в них непременно вошли бы вся Южная и Центральная Финляндия, Советская Карелия и непосредственные подступы к Ленинграду, Финское и Советское Заполярье…

На сближение позиций сторон повлияли и два других февральских события. Первое: сообщение Вуолийоки, что внутри Финляндии марионетки из т.н. «Терийокского правительства» Куусинена не пользуются никакой поддержкой народа и не имеют ни малейшего политического веса. Второе: визит бывшего финского премьера (ставшего потом послом в Рейхе) Тойво Кивимяки в Берлин для более подробного зондажа германской позиции.

В его ходе немцы (во исполнение раздела сфер влияния в Европе в соответствии с т.н. «Пактом Молотова-Риббентропа») официально поддержали требования Москвы заключить мир на ее условиях. Неофициально же Геринг, знавший о намерениях Гитлера повернуть оружие на восток сразу после победы над Францией и Англией, намекнул, что финнам не стоит слишком уж переживать по поводу территориальных потерь, поскольку «нет ничего постоянного», и впоследствии Финляндия, де, «может с лихвой всё возместить».

Кивимяки по возвращении в Хельсинки незамедлительно проинформировал о словах главкома Люфтваффе руководство страны. Молотов же прислал телеграмму в Стокгольм – мол, финскую делегацию ждут в Москве. Для пущей сговорчивости финнов 29 февраля Красная Армия развернула массированное наступление на Виипури-Выборг, столицу Финской Карелии. Главнокомандующий Финской армией маршал Маннергейм, как никто другой знавший истинное положение на фронте и состояние ресурсов страны для дальнейшей обороны, советовал своему правительству поторопиться, поскольку в случае падения Выборга путь на Хельсинки, по сути, будет открыт…

Условия, продиктованные в Москве

Как ни пытались Великобритания и Франция вывернуть руки финскому политическому руководству и заставить Финляндию сражаться дальше, дабы развернуть на Севере Европы еще один полноценный фронт Второй мировой войны, сколь раз ни обещали дополнительную военную помощь танками, авиацией и, как последний аргумент – войсками, финны всё же решили принять советские требования по заключению мира…

Вечером 6 марта 1940 года финская делегация отправилась в Стокгольм, а оттуда через Ригу в Москву. В состав мирной делегации президент Финляндской Республики Кюёсти Каллио назначил премьер-министра Ристо Рюти, министра без портфеля, государственного советника Юхо Кусти Паасикиви, представителя Ставки генерала Рудольфа Вальдена (помимо военных познаний он великолепно владел русским) и опытнейшего дипломата – бывшего министра иностранных дел, профессора Каарле Вяйнё Войонмаа.

В Москве их ждали не менее представительные по уровню переговорщики – председатель Совета народных комиссаров и глава советского внешнеполитического ведомства Вячеслав Михайлович Молотов, председатель ВС РСФСР и первый секретарь Ленинградского обкома и горкома ВКПб, член Политбюро ЦК ВКП(б) Андрей Александрович Жданов, представитель Генштаба комбриг (будущий маршал Советского Союза) Александр Михайлович Василевский, назначенный Москвой ответственным за демаркацию новой линии советско-финляндской границы. Сталин за стол переговоров, несмотря на пожелания финской стороны, не сел…

Мучительные для финнов переговоры длились пять дней. Условия мира фактически не обсуждались, поскольку основа для переговоров – выход на новую границу по т.н. «линии Петра Великого» – была озвучена еще Колонтай. Многочасовые споры шли лишь о нюансах. Финская делегация пыталась минимизировать колоссальные для себя потери, отстоять те или иные населенные пункты (например, г. Энсо, ныне Светлогорск), конкретные промышленные объекты… Но, по выражению западной печати, «упражнения членов финской делегации в красноречии оказались для них, увы, бесплодными»: переговорщики с советской стороны настаивали на своем – мол, для (как будет записано в преамбуле договора) «обеспечения безопасности Ленинграда, Мурманска и Кировской (ныне Мурманской) железной дороги» нужно то-то и то-то. Напомним, что и сама война началась из-за этой самой «безопасности»…

Действительно ли Сталин хотел только этого и не желал полной «инкорпорации» Финляндии в состав СССР по образцу, скажем, стран Балтии, теперь, по прошествии восьми десятилетий с тех драматических событий, сказать трудно. Но и финны, видимо, постоянно имели в голове такое возможное развитие ситуации, и 11 марта сочли за благо лучше принять «ограниченные» требования Москвы. Тем более, Молотов, раздраженный возражениями визави, прямо намекнул, что, мол, Советское правительство может вернуться и к договоренностям с «Терийокским правительством» «финноеда» (как прозвали его сами финны) Отто Вилле Куусинена…

Чего уж там, будем откровенными – условия мира, подписанного сторонами 12 марта 1940 года в Кремле, были для Финляндии нелегкими. Новая государственная граница приблизительно повторяла границу России со Шведским королевством по Ништадтскому миру 1721 года. Финны лишались 35 тыс. кв. км – т.е. десяти процентов своей территории, включая весь Карельский перешеек с городами Виипури (Выборг) и Кякисалми (Кексгольм) (совр. Приозерск), Приладожскую Карелию с городами Сортавала и Суоярви, т.н. «Внешние острова» Финского залива, включая Суурсаари, Большой и Малый Тютерс, Лавансаари и Сейскари, районы Саллы и Куусамо, Меркярви в Северной Карелии, часть полуостровов Рыбачий и Средний на баренцевом побережье. Особо чувствительной для соседей была, конечно, потеря Выборга – второго тогда по величине города Финляндии (эдакого финского Питера), главного порта и промышленного, научного и культурного центра Финской Карелии, крупного транспортного узла…

Все территории, города, местечки (как записано в дополнительном протоколе к мирному договору) передавались Советскому Союзу со всем находящимся там имуществом, включая оборонительные и хозяйственные сооружения, мосты, плотины, аэродромы, казармы, вещевые склады, железнодорожные узлы, промышленные предприятия, телеграф, электростанции. Кроме того, соседи брали на себя обязательство сдать полуостров Ханко (б. Гангут) у входа в Финский залив под советскую военно-морскую базу сроком на 30 лет, а также построить железную дорогу от Кандалакши до Кемиярви (стратегический советский «штырь», направленный в центр всей Скандинавии).

Единственное, что удалось отстоять финской делегации – это район Петсамо (совр. Печенги) с его никелевыми месторождениями и выходом к Баренцеву морю. Москва взяла на себя обязательство вернуть его финнам и в месячный срок отвести оттуда занявшие уже эту местность части Красной Армии. Впрочем, Хельсинки, в свою очередь, обязывался организовать и обеспечить здесь беспрепятственный советский транзит людей и грузов в Норвегию, а также отказывался иметь в водах Северного Ледовитого океана крупнотоннажный военно-морской флот, подводные лодки и авиацию.

Остается только добавить, что вскоре (20 марта) в Кремле состоялся обмен ратификационными грамотами мирного договора, а демаркация новой границы была закончена к 16 октября 1940 года. Присоединенные же территории были включены во вновь образованную (31 марта) союзную Карело-Финскую ССР…

Следствия и последствия…

По мнению многих исследователей, именно более, чем жесткие условия, в которые были поставлены финны Московским мирным договором (считавшимся несправедливым подавляющим большинством населения страны), заставили их после искать поддержки у Третьего Рейха.

Впрочем, еще раз подчеркнем, не исключено, что в Хельсинки и пошли на заключение тяжелого мира с СССР именно из-за того, что были косвенно осведомлены о дальнейших планах Берлина (см. выше). Первые же, скажем там, официальные контакты между Германией и Финляндией начались уже с лета сорокового, когда после оккупации Норвегии немцы получили разрешение на сухопутный транзит своих войск на норвежский Север через финскую Лапландию. Окончательно же в качестве своего потенциального союзника они стали рассматривать Финляндию с конца 1940 года, когда после провала ноябрьских советско-германских переговоров в Берлине Рейх приступил к реализации плана «Барбаросса».

Кто не в курсе, очередные переговоры наркома иностранных дел СССР В.М. Молотова с его нацистским визави Иоахимом фон Риббентропом провалились в т.ч. и из-за требования советской стороны немедленно вывести германские войска из Финляндии. Аргументом Москвы был тот факт, что Страна Тысячи Озер, Пактом о ненападении 1939 года была отдана в советскую сферу влияния. Немцы, поразмыслив, отказали, сославшись на необходимость транзита в Норвегию… Так что позиция Суоми повлияла на всю последующую историю.

А она вкратце такова: в июне 1941 года финны, жаждая реванша за Зимнюю войну, вслед за немцами атаковали советские границы. (Причем они всегда подчеркивали, что, хотя и «взаимодействуют» с Рейхом, но ведут свою, «отдельную» войну, называя ее «Войной Продолжения»). Вначале события развивались для них как нельзя хорошо: «рюсса» отступали по всему фронту, соседи вернули все утраченные земли, оккупировали Советскую (Восточную) Карелию, выйдя в Межозерье на стратегически выгодный рубеж Свири, участвовали (с севера) в блокаде Ленинграда…

Но затем, после Сталинграда и Курска ситуация диаметрально поменялась. И вследствие стремительного наступления советских войск летом сорок четвертого Финская армия, потерпев ряд чувствительных поражений, покатились назад. 19 сентября 1944 года стороны заключили перемирие, а затем и новый мирный договор, который был подписан 10 февраля 1947 года в Париже в рамках Парижской мирной конференции. Документ подтверждал практически все положения подробно рассмотренного нами Московского мирного договора 1940 года. За малым исключением – вместо базы в Ханко СССР получал базу для Балтфлота в местечке Порккала-Удд (ее Хрущев досрочно вернет финнам в 1955-56 гг.), а Петсамо переходила под полный советский контроль. Таким образом, Финляндия лишилась выхода в Северный Ледовитый океан и выбывала из «клуба Арктических держав»…

…После войны две соседние страны, несмотря на разность политико-экономических формаций, к их чести сумели не только нормализовать двусторонние отношения, но и выстроить их в духе добрососедства и взаимной выгоды. (Помните линию «Паасикиви-Кекконена», «дух Хельсинки»?) Финляндия стала своеобразным мостом между Востоком и Западом. Не раз и не два Хельсинки выступал посредником на важных переговорах, именно в финской столице прошло знаменитое Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, закрепившее политические и территориальные итоги Второй мировой войны и продолжившее курс на разрядку военной напряженности…

Т.н. «карельский вопрос» (под этим термином стали обозначаться все уступленные финнами территории) периодически поднимался финскими политиками и бывал в повестке дня т.н. «банной дипломатии» президента Кекконена с советскими лидерами. Ему даже удалось фактически вернуть Сайменский канал под финский контроль под благопристойным видом долгосрочной «аренды». Но постепенно «вопрос» этот сам собой затих – Москва просила Хельсинки публично не поднимать тему «территорий», а Хельсинки не хотел снова затевать ссору с могучим соседом…

…После развала СССР в начале девяностых Борис Ельцин, как утверждают источники в российском МИД и финские журналисты (в частности газета “Helsingin Sanomat”), пытался продать Хельсинки утраченные в сороковых годах земли. Называется даже цена – 15 млрд долларов. Была, де, даже, создана неофициальная переговорная группа. Финны, если верить этим источникам, тогда, якобы, всё просчитали и посчитали, что у них не хватит сил и средств на реинтеграцию «территорий». (Только на «реконструкцию инфраструктуры» требовалось еще 350 млрд. финских марок, что было для Суоми неподъемной суммой). Поэтому-то, мол, соседи и отказались принять предложение тогдашнего российского «гаранта». Но это уже совершенно другая история…

p.s. Что же в сухом остатке? Как это ни странно, опять-таки география. Поясню: когда осенью 1939-го шли советско-финляндские переговоры о мирном разрешении разногласий в контексте обеспечения взаимной безопасности, одним из аргументов советской стороны было близкое расположение границы к Городу на Неве.  «Иван Густавович, ничего не поделаешь с географией, Ленинград же не передвинешь от границы, значит следует передвинуть границу от Ленинграда», – сказал тогда советский вождь, этнический грузин Джугашвили-Сталин этническому шведу Хелльстену-Паасикиви, возглавлявшему финских переговорщиков. Москва предложила Хельсинки в качестве компенсации за «передвигание» вдвое бóльшие территории в Советской Карелии. Но финны, которых Запад всячески подталкивал к войне с СССР, как известно, на это не пошли. В результате, границу от Питера пришлось отодвигать путем немалой крови – и русской, и финской…

А теперь, когда наши северо-западные соседи, сломя голову, несутся в НАТО, представьте, что натовские кордоны были бы завтра не в Лаппеэнранте и Иматре, а у Белоострова и Сестрорецка, и речь шла бы уже не о подлетном времени ракет противника к Питеру в две-три минуты, а снова о непосредственной угрозе его обстрела даже и не дальнобойной, а простой артиллерией. То-то! Или будем в очередной раз петь песни о «злых рюсся, одержимых имперскими амбициями» и «людоеде Сталине»? Ох, как бы не хотелось вновь произносить сакраментальную фразу, что «история учит тому, что она никого ничему не учит»!

Михаил ВАСЬКОВ, Хельсинки – Петрозаводск – Москва («Суворов-пресс»)

КОММЕНТАРИИ:

Спасибо, Микко Юрьевич, за стихи!
Мне довелось с курсантами ВПЦ «Вымпел» побывать в Долине Смерти под городом Питкяранта.
Крест Скорби, работа скульптора Лео Ланкинена, поражает не только своей монументальностью, но и великой гуманистической  идеей мира между народами, мира вместо войн и распрей.
Есть интересный рассказ  русского советского  писателя Эльмара Грина «Мать». О финской женщине, спасшей раненого советского солдата.
Тема рассказа прямо перекликается с работой Лео Ланкинена «Крест Скорби».
С уважением — Ф.Р. Макарова