Легенды родственных народов
Михаил ВАСЬКОВ
ЛЕГЕНДЫ РОДСТВЕННЫХ НАРОДОВ в поэтическом изложении
Необходимое предисловие автора-составителя и переводчика
Будучи ответственным секретарем российских частей рабочих групп по оперативному взаимодействию МВД России с МВД Финляндии и МВД Эстонии, офицером связи в странах Балтии и членом Оперативного комитета Совета Государств Балтийского моря, во времена «романа с Западом» автор этих строк принимал непосредственное участие в различных правоохранительных проектах по данным линиям.
В частности, мне неоднократно доводилось участвовать в совместных операциях МВД России и МВД Эстонии по оздоровлению криминогенной обстановке в российско-эстонском приграничье. А соответственно, подолгу и по много раз бывать в этих районах, общаться с тамошними жителями, причем не только с коллегами, но и с простыми горожанами и селянами.
Последние, среди которых попадались жители коренных народов Ингрии (Ингерманландии) – это северный участок приграничья с Эстонией, и Сетумаа – это южный участок приграничья с Эстонией, вернее, находящийся по обе стороны границы, представляли для меня, доморощенного угро-финноведа, истинный кладезь знаний местного фольклора, уходящих традиций, старинных историй и преданий.
Как известно, языки местных прибалтийско-финских народов – ижоры, финнов-ингров, води, сету весьма близки к финскому, карельскому и вепсскому. Поэтому, когда в ходе общения, зачастую проходившего в непринужденной, дружеской обстановке, за стаканом чая или чего покрепче, собеседники от избытка чувств и выпитого переходили на родную речь, я их не останавливал, наоборот, пытался поддержать разговор с помощью языков, знакомых мне.
Рано или поздно в ходе общения мы начинали касаться этно-культурных тем и аспектов. Особо интересно в этой связи мне было послушать местные легенды, былины и предания, нередко в виде рунического стихосложения. Я их записывал на диктофон, потом расшифровывал запись, затем излагал сначала «прозой», а потом и поэтической строфой. Несомненной удачей, как переводчика, считаю, что записал один из вариантов руны самой Параске!
Некоторые получившиеся произведения потом включил в свой сборник стихов и переводов на русском и вепсском языках «Угро-Финские узоры». (К слову, сборник имел хорошие продажи в Москве и Хельсинки, в Таллинне и Тарту. А в Петрозаводск с помощью нашей дорогой Наташи Лайдинен я безвозмездно отправил для городских и сельских библиотек Карелии большую часть тиража). Что получилось, судить вам, дорогие земляки и соплеменники!
СВЯТЫНИ ИНГЕРМАНЛАНДИИ
Ингерманландские просторы…
Холмы, лесочки и поля,
Пески на побережье, боры –
Всё древней Ингрии земля.
Ингерманландские просторы…
Когда-то ингры жили здесь,
Вожане, финны и ижоры,
А дальше – корела и весь…
Давно их деревенек нету,
А их священные места
Встречают уж без них рассветы…
Монахи с помощью креста
Давно всё переосвятили –
Берёзы, камни, родники…
Везде с молебнами ходили.
Но помнят, помнят старики,
Что здесь, вот, были води роща,
Ижорский камень-следовик,
Там – финский ключ, где ныне мощи
В монастыре, что царь воздвиг,
Святых давно уж почивают…
Псалмы в церквях давно поют.
Но люди пусть не забывают,
Про то, что раньше было тут!
ЛЕГЕНДА ОБ ИНГЕР
Лишь немногие знают, что название
древней страны Ингрии-Ингерманландии
происходит от имени наровской русалки Ингер…
В Ивангóроде время легенду хранит.
Мне поведал её местный стрингер.
Под Девичьей горой, крепостной где гранит,
Раз купалась красавица Ингер.
Ильмаринен-кузнец, небосвод что ковал,
Меж сестёр, из реки выходящих,
Ту русалку нагой на беду увидал
И упал в аромат трав пьянящих,
Поражённый стрелою любви роковой.
Вот, уже он сватов засылает…
Но с усмешкой им вдруг отказал Водяной,
Дочерей замуж он не пускает!
Грозный Юмал сзывает волхвов всех на суд
Рассудить, кто же прав в этом споре.
Водяной и мудрец его к ним не придут.
Не помог никто юноше в гóре…
И разгневанный Юмал вершит приговор:
Тот, его кто противится воле,
Не приходит по-честному выяснить спор,
Не имеет прав нá воды боле!
Каждый год будет льдом покрываться вода,
Холод выстудит реки, озёра…
Половодья же льдины разрушат когда
Водопад Нарвский, то приговора
Да свершится вердикт! Зло сполна понесёт
Наказание Божие свыше…
Ильмаринен-кузнец в небеса унесёт
Тогда Ингер под звёздную крышу…
ЧЁРТОВА ГОРА-КУРАТЫН МЯКИ
Верстах в двух-трёх от Нарвского залива,
За старою деревней Венекюля*,
Играет Россонь где волною в переливе,
Есть место, где в языческом разгуле
Поют и стонут дюны… Там ижоры
Богов своих когда-то почитали.
Чтоб не было меж ними распри, ссоры,
На соснах ленты разные вязали –
Подарки… До сих пор суровый Укко*
Ночной порой меж дюнами грохочет,
Рыдает Юмал, что с людьми в разлуке,
А Хийси с Пиру, Перкелем хохочут…
Зовут те дюны – Чёртовой горою.
Там до сих пор безлюдные места.
Обходит путник горы стороною
И ограждает с помощью креста
Себя и близких. Крестную молитву
К Спасителю порою совершит,
Припомнив с бесами Христову битву…
А Метса Таат листвой в ответ шуршит…
* Венекюля (рус. букв. «Русская деревня», др. названия в разн. время – Вяйкюля и Наровское) – старинное ижорско-русско-ингерманландское селение на южном берегу Россони, недалеко от правого берега Наровы. Ныне жилое, в основном, летом.
* В стихотворении упоминаются древние боги и мифические персонажи прибалтийско-финского пантеона, известные (иногда даже под одинаковыми или очень схожими именами) всем финноязычным народам.
ЛЕГЕНДА О КУЛЛОН-ЙОКЕ
Куллон-соо, Куллон-йоки* –
Так прозвали с давних пор
Речку топкую с болотом
Среди кургальских ижор…
Новгородцы, водь, ижора
В стародавние века
Здесь пришедших из-за моря
Гнали рыцарей. Река,
Неширокая хоть с виду,
С вязким, полным ила дном,
В царство мрачное Аида
С их награбленным добром
Приняла «людей железных»…
А в болоте утонул
В золотой, но бесполезной,
Шик-карете ландкомтур…
* Куллон-соо, Куллон-йоки (рус. Золотое болото, Золотая река) – ижорские названия болота-старицы и речки (неподалёку от её впадения в Лугу), которые по-русски называются гораздо мрачнее – «Мертвица». В 1920-30 гг. по реке Мертвице-Куллон-йоки проходила граница между СССР и Первой Эстонской Республикой. Гибель войска крестоносцев, по преданию, произошла неподалёку от ижорской деревни Нáруси (рус. Большое Кузёмкино).
ЛЕГЕНДА О ЛУЖСКИХ КУРГАНАХ
Есть на лужском берегу древние курганы,
В них почили вечным сном люди-великаны.
Много тысяч лет назад ростом вышебыли
Предки чуди и вожан*, что тут раньше жили.
Великаном, кстати, был и Калевипоэг,
Здесь из Пскова лес носил для своих построек.
По колено были им реки и озёра –
Сказ о том в веках хранят эсты, водь, ижора…
…Когда строили шоссе, верх курганов срыли,
Там гигантов черепа, кости находили.
Надевали черепа и костьми играли
Землекопы во хмелю. После крепко спали…
Великаны простакам ночью лик явили,
Не тревожить их покой вежливо просили.
Хмель сошёл в один момент с глупых землекопов,
Повинились все они и молились скопом…
Все собрали черепа, кости уложили,
И зарыли вновь с утра в древней их могиле…
А шоссе пошло в обход древних тех курганов.
Вот такой услышал сказ я о великанах…
* На начало 2010-х годов оставалось всего две деревни Лужица (водск. Луутса) и Краколье (водск. Йыгыпэря) в Кингисеппском районе Ленобласти, где еще чудом ещё сохранились старики – носители водского языка. Краколье некогда было чисто водско-ижорской деревней. На её Барском конце (Херравалта) жили вожане, а на Царском (Казённом) конце (Куниквалта) – ижоры. Сегодня Краколье «влили» в соседний город Усть-Лугу, поэтому, вполне вероятно, что деревенские дома доживают последние дни. Вожане и их потомки из Санкт-Пекютербурга протестуют против вырубки лесов и расширения промышленной зоны бурно развивающегося усть-лужского порта, которая вплотную приблизилась к Краколью и последней «официальной» водской деревне – Лужицы. Протестующие полагают, что уничтожение мест традиционного компактного проживания води и её переселение в «благоустроенные многоэтажки» разных городов Ленобласти приведут к окончательному исчезновению водского языка и самого этноса…
ОЛЬГИН КРЕСТ
Гласит былина: вдоль Наровы
Раз Ольга* ставила погосты…
Напротив берега крутого –
Пороги. Одолеть непросто.
Чёлн княжеский в водоворот
Попал. Уже ко дну идёт!
Взмолилась Ольга яро к Богу:
«Помилуй, Господи! Спаси!
Не дай погибнуть на порогах,
Ты чашу мимо пронеси!»
…Своей пожертвовав главой,
Её спас гридень молодой…
И вот уже на берегу
Она в беспамятстве лежит.
Очнувшись, через не могу,
Христа скорей благодарит:
«Спаси нас, Боже, сохрани!
А гридня в вышних помяни!»
И в благодарность за спасенье,
Во освященье здешних мест,
Как вечный символ воскресенья,
Княгиня возвела тут крест.
Тот Ольгин Крест в веках стоит.
С холма на путников глядит…
* Некоторые «национально ориентированные» хлопцы из одной соседней страны, умеющие слушать только себя, с удивлением узнали бы, если бы читали первоисточники, что их «самая первая святая», оказывается, родом была с Псковщины…
Из Ларин Параске (Larin Paraske)
НА РОДИМОЙ СТОРОНКЕ*
Для кого-то зéмли наши
Неприветливы, суровы…
Для меня же край родимый
Всех милей и всех прекрасней!
Реки в быстрых перекатах,
И холодные озёра,
И леса стоят в молчанье,
И поляны пахнут мёдом…
Звуки кантеле, как солнце,
Духов злобных отгоняют
От пасущегося стада,
От коровок и овечек…
На родной земле любимой
Мне вода вкуснее с хлебом,
Чем на горькой на чужбине
Разносолы все да яства.
На своей земле Ижорской
Мне милей моя халупа,
Чем хоромы золотые
В чужедальних где-то странах.
Чем ходить там с чужаками,
Что одежды ценны носят –
В синих шелковых накидках,
В шитых золотом кафтанах.
Из отцовского окошка
Море мне привычней видеть.
Далеко оно синеет…
Хорошо там утке плавать,
Чайке на волне качаться…
Как же этот край покинуть?
Променять его на что-то?!
На хвалёный рай заморский?
Пусть болота, да родные,
Чем чужой, в брусчатке, город.
Лучше воду пить из лужи,
Чем хлебать из полной кружки
Пиво с хмелем на чужбине.
Лучше у себя хоть в бане
Спать на лавке голой, жёсткой,
Чем в гостях в перинах тёплых…
перевод с финского (северо-ингрийский диалект)
* Прим. переводчика. У данной руны существует несколько вариантов, поэтому представленный перевод несколько отличается от «классического» из книги стихов-рун Л. Параске «Тростниковая свирель».
Из песен-рун ижоры
* * *
Дом родной я покидала,
Уходила я от брата,
От избы отцовской новой,
От ларей пшеничных полных…
По земле меня носило,
По болотам и по топям,
По волнáм морским качало,
И к Эстонии прибило.
Отвезли потом в Суоми –
В неизвестную сторонку,
В край чужой и незнакомый,
Где лила я горьки-слёзы*…
Вышла утром раз туманным
За околицу деревни,
Грусть-тоска меня съедала –
По Отчизне тосковала…
Подняла я к небу взор свой,
К солнцу голову тянула,
Провожая месяц ясный,
И взахлёб вдруг зарыдала…
Видно, внял тоске Создатель,
Пожалел меня, утешил.
Осушил Всевышний слёзы –
В сердце он вселил надежду!
перевод с ижорского
* В 1943 г. ижоры (также как финны-ингры и вожане), по соглашению между Финляндией и Третьим Рейхом, были вывезены с территории оккупированной Ингерманландии (её после войны нацисты планировали заселить немецкими колонистами) сначала в лагерь Клоога (Эстония), а затем в Финляндию, где использовались в качестве практически дармовой рабочей силы. По возвращении в СССР (в соответствии с перемирием между Финляндией и Советским Союзом) были сосланы в разные регионы страны – от Центральной России до Якутии. Вернуться в родные места им было разрешено только в конце 1950-х гг., однако возвратились далеко не все… Статуса коренных малых народов РФ ижоре удалось добиться только в 2000 г., води – в 2008 г. К тому времени первых осталось всего несколько сотен человек, вторых – несколько десятков…
Из песен-рун води
* * *
Водь не может без деревни –
Лучшего на свете места!
Здесь – родимая сторонка,
Берега прекрасной Лýги,
Что выходит устьем к морю
И восход встречает солнца…
Рядом – озеро в низине,
Наверху – луга зелёны,
Где цветёт-растёт орешник,
Посреди – моя деревня.
Там всегда живёт прохлада,
И сладкá вода в колодцах,
Где икринки мечут рыбки…
На хлеву лещи повисли,
На заборе – знатны щуки:
Рыбу здесь на кольях сушат…
перевод с водского
Из водского фольклора
ПТЕНЧИК (детская песенка)
Выпал снег и снег растаял,
Тёплый уж июнь пришёл.
Раз в лесочке мы гуляли,
Птичье гнёздышко нашёл.
В гнёздышке лежит яичко,
А в нём птенчик-бодрячок…
Клюв у маленькой той птички
Как колодезный крючок!
перевод с водского
СЕТУ (поэма о малом, но очень древнем народе)
Под Москвой есть речка – Сéтунь,
Что в Москва-реку течёт.
И народ такой есть – сéту,
Что сейчас наперечёт*.
Может быть, речушку эту,
Когда жили в тех местах,
И назвали сами сету?..
В подмосковных же полях
Давно город наступает,
И кварталы – там и тут.
Водосток речушки тает…
Ну, а сету же живут
Ныне в псковском приграничье.
Тут – в веках уж на устах.
И имеются в наличье
Сразу в нескольких местах:
В Вярске, Óбнице, в Печорах,
Под Изборском в деревнях
В приозёрных косогорах,
В перелесках в хуторах…
Раньше звáлись «чудью псковской» –
Чуди северной под стать.
В летописи новгородской
Можно это прочитать.
Для крещенья этой чуди
Возвели тут монастырь.
Скоро стали слышать люди,
Как звучит святой Псалтирь,
Пишут что Благие Вести…
И под колокола звон
В переливном благовесте
Пошли к Богу на поклон…
После звáлись – «полувéрки»,
Так как, и приняв Христа,
Не прикрыли они дверки
Прежней веры у креста:
До сих пор фигурки Пекко
Во дворах у них стоят.
Он – защитник человека!
Так, нам сету говорят…
Когда спрашивал по-фински,
Понимали тут меня –
(Мол, хочу воды напиться
Иль погреться у огня).
Их язык – своеобразный.
Не эстонский он совсем.
Что у них народец разный –
Это нравится не всем.
Но эстонское гражданство
У всех сету есть уже.
Кто ж такое «партизанство»
Поощрял на рубеже?
Ведь граница разделила
На две части тот народ.
И к отцов своих могилам
Они ходят взад-вперёд…
Кто-то насовсем оставил
На Руси свою избý…
Кто-то, против всяких правил,
До сих пор ведёт косьбу
Прям на сáмой, на границе.
Пасёт стадо тут и там,
Смело может обратиться
К пограничным двум постам…
Интересные расклады!
Не видал такого я…
Сету древние наряды
Тоже радуют меня –
Угро-финские узоры,
Как в карельской стороне!
Головные их уборы
Также все по нраву мне.
И монетные подвески,
И передников фасон…
Интересны занавески
Кружевные у окóн…
Очень любят здесь гармошки,
Или хором просто петь.
А как здесь красивы кошки –
Любо-дорого смотреть!
Вышел первый фильм недавно
На родном их языке.
Сохранить бы всё, вот глáвное!
Крепко стяг держать в руке!
Сету флаг – на белом фоне
Поперечный красный крест
Передал узор исконный,
Волшебство всех этих мест.
…Каждый год – бывает праздник,
Выбирают короля….
В общем, так тебя и дразнит
Сету славная земля!
Приезжайте поскорее
Чудеса те посмотреть –
Племя сету ведь стареет,
Уж уменьшилось на треть…
* Численность сету и их потомков, по самым оптимистическим оценкам, в наст. время не превышает 10 тыс. человек, проживающих большей частью в Эстонии. В России на момент написания книги (2016-17 гг.) оставалось не более 200-300 «чистых» сету. К слову, в Эстонии сету до самого последнего времени считались не отдельным народом, а особой этнографической группой южных эстонцев (в отличие от эстонцев, большей частью протестантов, верующие сету – православные).
ПЕЧОРЫ-ПЕТСЕРИ
Старинный городок Печоры…
Унылый северный уклад.
С домов чухонские узоры
На нас загадочно глядят.
Хоть здесь форпост и православия,
На русский град он не похож:
Принадлежал другой державе
И был столицей чуди тож,
Которая зовётся «сéто»*.
Их многочисленный народ
В веках подрастерялся где-то,
Сейчас они наперечёт.
Иная тут архитектура,
Как будто не в России ты.
Печать везде другой культуры –
Ведь до границы две версты.
И крыш средь острых доминантой
Шпиль кирхи, а не монастырь,
В низине что застыл брильянтом,
А с юга – вообще пустырь!
Здесь живописны косогоры,
Что тонкой поросли сосной,
А монастырские соборы
Надёжно спрятаны стеной.
Сюда спешит на богомолье
Народ со всех концов Руси.
С собой российское раздолье
Скорей, паломник, приноси!
И русский дух, и нашу удаль,
И наш здоровый звонкий смех,
Ростов неси, Владимир, Суздаль,
Уныние ведь тоже грех!
Старинный городок Печоры…
Врагам не раз тут драли зад…
Стань центром русского отпора,
Как пять веков тому назад!
* В отличие от эстонцев и русских, которые называют этот малый финно-угорский народ «сету», у самих сету принято самоназвание «сето».
БЫЛИНА О КИВИ-КИТТЕ
Немало я в краю Печорском
Сказаний слышал и легенд.
В Печорах, Вярске, под Изборском
Старался записать фрагмент
Из сказа старого, былины…
Хочу сегодня рассказать
О древнем камне-исполине,
Что почитала даже знать.
Лежит в Печорах он, в овраге,
Где Каменец-ручей течёт,
Где Королевства Сету флаги
На праздник вешает народ…
Священным слыл он среди сету,
Его прозвали – «Киви-Китт»*.
Тепло, вобрал в себя что летом,
Он и зимой глухой хранит.
Потрогаешь – гранит-то тёплый!
Даже в рождественский мороз!
А в дождь когда тот камень мокнет,
То пар стоит аж в полный рост!
Бывало, при любой погоде
Всегда паломников – вагон!
Ведь свято верили в народе,
Что от бесплодья лечит он.
К нему спешили все крестьянки
Из русских, сету деревень,
Порой – ливонские дворянки
Из Дерпта (было им не лень),
Просили даровать ребёнка.
Всех следовик тот принимал.
В архиве есть эстонском плёнка –
На ней толпится стар и мал
У этого природы чуда…
Так было сотни-сотни лет
До девяностого, покуда
Ни сгинул Киви-Китта след:
Ушёл буквально он под землю
Сквозь толщи глины и песка…
Знать, в жизни что-то не приемлет,
Знать, овладела им тоска!
Ведь по поверьям древним сету,
Когда в Россию силы Зла
Придут, то камень дивный этот
Вмиг разлетится, как зола…
Но… Пережили лихолетье…
И как-то, пару лет назад,
Кто-то из жителей заметил
Верхушки Киви-Китта «взгляд»!!!
* Киви-Китт (сету, эст.) – Киттов (Титов) камень.
ЛЕГЕНДА О ТИГИЛИТСЕ-ЯРВЕ
Где земли сето взрезала граница,
Почти у Пихква-ярва* побережья
Есть озеро лесное – Тигилитса,
Купается в нём разве что приезжий…
Хоть крепок берег и чиста водица,
А отмель дразнит вас песчаным пляжем,
Не торопись прохладой насладиться –
Русалка там ведь издревле куражит…
Ох, не спеши ты в озере омыться –
В волнáх его так часто пропадали,
Хотя никто и не хотел топиться…
А, впрочем, слышал ты про то едва ли –
Малоизвестно имя того «бренда»…
Но дань традиций местных поддержали
Два старика. Про озеро легенду
Решили рассказать. Не возражали,
Конечно, мы…
«Хотя и сказка это,
Давным-давно когда-то, при ливонцах,
Любил раз парень русский деву-сето.
Был рыбаком. И раз с заходом солнца
Домой он не вернулся… Понапрасну
Ждала его красавица-девица –
Потоплен бурей струг его ужасной
Был в водах Пихква-ярва…
К Тигилитсе
Пришла она… Не вынеся разлуки,
Вниз в омут с головой стремглав нырнула.
Так на себя и наложила руки…
Поскольку же девицей утонула,
Была превращена тотчас в русалку…
И нет ей больше с той поры покоя –
Ночами плачет, охает так жалко
В кустах прибрежных. Голову всё моет
Да чешет волос длинный шелковистый…
Высматривает, ждёт свою добычу…
Пусть будет парень хоть и неказистый,
Она по имени его покличет,
Заманит сладкой песней величальной,
Опутает его вмиг волосами,
На дно уволочёт под стон печальный
И разными заплачет голосами…
Спешите вы отсюда с темнотою –
От Тигилитса-ярва поскорее!
Ведь ослепить русалка красотою
Порою может даже иерея!»
Такое, вот, нехитрое сказанье…
Но к озеру тому всё ж не пошли мы.
Решили наше отложить купанье
До тех озёр, что Господом хранимы…
* Пихква-ярв – эстонское и сетусское название Псковского озера.
Из песен-леело сету
ДЕРЕВНЯ СЕРГА*
Шёл я долго по деревне, полверсты прошёл вперёд.
Кынна-кынна, кысса-кысса, полверсты прошёл вперёд.
На краю там у лесочка краса-девица живёт.
Двор та девушка метёт, в помощь Господа зовёт:
«Ты пошли мне удальца, кузнеца иль продавца!
Да хоть старого еврея, если нету молодца!
Не возьмёт меня кузнец иль приказчик-продавец,
То за старого еврея не пойду я – и конец!»
Вдруг выходит парень-сету, колокольчиком звенит,
Дарит он отцу бутылку, что-то долго говорит.
Тот огромную бутылку из горлá взахлёб уж пьёт…
А мамаша облизнулась, но от счастья слёзы льёт.
Иво Катеньку целует – та молчание хранит…
Будет свадьба – это ясно! Пир закатят знаменит!
перевод с сетусского
* Серга – старинная сетусская деревня в нескольких км к западу от г. Печоры (Петсери) по эстонскую сторону границы.