Александр Бучин – шофёр Победы. Часть 1. — Карельское землячество в Москве

Знакомство с шофёром маршала Жукова – Александром Николаевичем Бучиным – и материалы, которые мне довелось делать об этом героическом и замечательном во всех смыслах человеке с неординарной судьбой, до сих пор считаю одной из своих главных журналистских удач, хотя с момента памятных встреч прошло уже более трёх десятилетий, а самого тогдашнего собеседника давно нет с нами…

В офицерском клубе

В середине восьмидесятых, когда автор этих строк только начинал журналистскую карьеру в армейской многотиражке, в редакцию как-то позвонил секретарь комитета ВЛКСМ соединения старший лейтенант Сергей Пирязев и сообщил, что в одно из наших подразделений в канун Дня Советской Армии на встречу с личным составом должен приехать водитель легендарного полководца Александр Николаевич Бучин. «Его где-то Морчадзе разыскала, – предваряя мое удивление, уточнил комсомольский вожак, – напишите информашку о мероприятии!»

Уговаривать меня не пришлось. В указанный день задолго до часа Х я уже был на месте – в подмосковном офицерском клубе, где был встречен командиром части – подполковником Сергеем Лабой, замполитом – майором Сергеем Кобылянским и старейшей заведующей клубом системы Анной Морчадзе. Потихоньку зал заполнился военнослужащими. Прослышав о необычном госте, пришли и офицерские жёны, и немало гражданских. Ветерану выделили почётное место в президиуме. После выступления командования и политработников, наконец, слово предоставили и ему. И тут случилось неожиданное: все в едином порыве вдруг встали и устроили шофёру Жукова настоящую овацию, отдавая в его лице дань памяти, уважения и благодарности маршалу Победы…

Бучин, несмотря на свои семьдесят, выглядел превосходно – был подтянут, строен, в ладном пиджаке, на котором поблескивали ордена и медали. Целый «иконостас»! Причём, не только юбилейные и памятные, а самые настоящие – боевые, включая даже польский крест! Между тем, гость бодро вскочил на трибуну, по-военному, не рассусоливая, поздравил всех с праздником, отчеканил воспоминания, пожелал мирного неба и хорошей службы, чем сорвал бурные аплодисменты.

За сценой, где офицеры соорудили импровизированный стол, уже в неформальной обстановке, Александр Николаевич продолжил интересные фронтовые байки, заканчивая их неизменной, видимо, часто повторяемой за жизнь фразой-скороговоркой: «Да-а-а… Млянафуйёпшт… От такой вот был маршал Жуков!»

В общем, вкупе с «официальной речью», которую я добросовестно законспектировал в блокнот, материала для информашки в многотиражку набралось выше крыше. Но… Посерьезнее бы что-то изобразить! Улучив момент, я подошёл к Бучину, представился по форме и прямо сказал, что хотелось бы сделать и отдельное интервью с шофёром Победы, а, может быть, даже очерк для окружной газеты.

Разрумянившийся, пребывавший в хорошем настроении, ветеран понимающе покивал и спросил:

– А почему «шофёр Победы»?

– Ну, раз Жукова все называют «маршалом Победы», а Вы – его шофёр, тем более, Заместителя Верховного Главнокомандующего в Карлсхорст на подписание капитуляции Германии лично возили, значит, Вы и есть – самый настоящий шофёр Победы! Людям интересно о Вас узнать будет!

Бучин удовлетворенно крякнул и вновь спросил:

– Кхм! Тебе который годок, сынок?

– Двадцать четвертый…

– Ишь ты… Мне тоже было двадцать четыре, как к Жукову в шофёры определили, – чему-то улыбнулся Бучин и вдруг предложил:

– А приезжай ко мне в Москву! Большую Черкизовскую знаешь?

– Как не знать? Я родился по соседству – в Сокольниках, мы потом в Метрогородке жили. Преображенку всю с детства облазил: у меня дед в Черкизове в пожарке водилой служил, да и на фронте, кстати, тоже шоферил…

– О, как! – обрадовался Бучин, – Ну, тогда, договорились, пиши телефон!

По всему было видно – контакт установлен, и даже проскочила искорка взаимной приязни…

Беседа на Преображенке

…В назначенное время я прибыл на Преображенку, отыскал нужный дом, поднялся, помню, на весьма высокий этаж. На пороге встретил хозяин. Такой же подтянутый, как и при первой встрече. В том же пиджаке с наградами. Честно говоря, было любопытно: как живут водители знаменитых полководцев? «Хоромы» оказались явно тесноваты – типичная брежневская двушка-маломерка, без изысков и даже без балкона…

Между тем, хозяин пригласил на кухоньку, где, как оказалось, на столике была приготовлена нехитрая закусь, тоже «без разносолов» (уже началась «перестройка»). Откуда-то из буфета Александр Николаевич достал «Пшеничную» – приличный по антиалкогольным горбачевским временам дефицит (а я-то, простофиля, постеснялся с собой взять что-либо, кроме блокнота и диктофона!), разлил по стопкам. И… полилось…

И горячительное, и какая-то удивительная по задушевности и искренности беседа. Вернее, даже не беседа, а большей частью монолог ветерана, которого я лишь изредка перебивал (иногда к месту, иногда – не очень, как понял, когда прослушивал запись) уточняющими или направляющими вопросами. По всему было видно, Александр Николаевич хотел выговориться, что называется, излить душу. («Веришь, с войны с военкорами не сиживал!»)

Бучин неспешно рассказывал о семье, о себе, о своей жизни, о её радостях и невзгодах, крутых поворотах. Рассказывал просто, без выпендрежа, ничего не приукрашивая, излагая всё, как оно было – и хорошее, и плохое. Особо интересно, конечно, было послушать рассказы про Жукова, с которым Александр Николаевич в буквальном смысле этого слова прошёл, а вернее – проехал аж 170 тысяч километров. Вот сколько набралось за шесть лет, с сорок первого по сорок седьмой!

С гордостью Бучин показал хорошо знакомое мне первое издание жуковских «Воспоминаний и размышлений» с дарственной надписью, которую сам зачитал вслух: «Уважаемому Александру Николаевичу Бучину – моему лучшему шофёру, безупречно прошедшему со мной все дороги фронтов Великой Отечественной войны. Г. Жуков. 15.09.1970».

… Из тьмы времён совершенно не стариковская память Бучина, словно прожектором выхватывала как значимые, так и просто запомнившиеся фронтовые эпизоды, в том числе – тем или иным образом связанные с Жуковым. Оборона Москвы, Ленинграда, Ржевская битва, Сталинград, Курская дуга, освобождение Белоруссии, Украины, Польши, взятие Берлина… Отдельно вспомнились ветерану и послевоенные события – Потстдамская конференция, визит Эйзенхауэра в Москву, пребывание в Одессе, куда сверхпопулярного Жукова в сорок шестом (чего уж там, скажем прямо!) сослали из столицы от греха подальше…

Конечно, тогда, несмотря на объявленные «гласность и перестройку», многое из воспоминаний Бучина нельзя было вставить ни в интервью, ни в очерк – уж больно не вязались эти откровения с «генеральной линией партии» и с официальной советской историей…

Ни твердую убеждённость, что все основные тяготы войны вынес на себе русский народ. Ни критические замечания в адрес «братьев» по союзным республикам, которые на фронте иной раз вели себя, мягко скажем, не геройски. Ни меткие, беспощадные характеристики некоторым политическим деятелям и полководцам. Ни замечания по поводу отношения Жукова к религии. Ни рассказы про стрельбу исподтишка и зверские убийства наших, по глупости отправившихся куда-то в одиночку, солдат и офицеров на Украине, в Польше. (Помню, даже абзац про «бандеровцев» бдительные цензоры и то вычеркнули!) Ни про нелёгкие дни опалы Жукова, когда маршал со дня на день ожидал ареста. Ни про заключение самого Бучина во внутреннюю тюрьму на Лубянке, где его понуждали жать показания на Георгия Константиновича, де, «обогатившегося в Германии за счёт немецкого народа»…

Но и без всего этого, «жареного», материалы прошли на ура! В многотиражке под интервью дали аж на полосу, а в «Красном воине» – органе МВО, помню, очерк получился на полполосы. Их читали. Было много откликов. Люди звонили, писали, благодарили. Это были, по сути, первые публикации о шофёре легендарного полководца.

Я, как и обещал, отвёз их потом Александру Николаевичу. Помню, к ветерану мы заехали с моим товарищем с института и сослуживцем Володей Казаковым (он-то и помог протолкнуть материал в окружную газету), который захотел просто пожать руку шофёру Победы. Кроме газет мы тогда захватили и небольшой презент – что-то из наших «стратегических» запасов (оба проходили институтскую практику в «Интуристе», так что запасы иноземной «горючки» у нас водились).

Александр Николаевич презент с удовлетворением принял, газеты с удовольствием прочёл и прибрал их в семейный архив. На наших экземплярах оставил свои автографы. А вот посидеть тогда, также душевно, как в прошлый раз, не пришлось – Бучину нужно было с утра на работу, в рейс, так что ограничились чаем…

На прощание, вспомнив про жуковскую книгу, я сказал Бучину:

– Эх, Александр Николаевич, Вам бы самому написать мемуары! У Вас такая интересная, насыщенная событиями жизнь. И Вы так хорошо всё помните, а рассказчик – ну, просто замечательный!

– Да, – согласился ветеран, – надо бы всё описать! Георгий Константинович, кстати, дал мне в своё время именно такой наказ! Вижу, ты неплохой журналист – слог у тебя хороший, «плавный». Вот, может, с твоей помощью и напишу когда-нибудь, как на пенсию выйду!

… Увы, не довелось. Не только поработать вместе над такой книгой, а и вообще – встретиться: Бучин в те годы, несмотря на солидный возраст, продолжал трудиться, крутя баранку, и не просто авто, а огромных фур «Совтрансавто» (!), то и дело пропадая в международных рейсах, да и у меня служебных дел хватало. Затем, поступив в ТАСС, лишь несколько раз звонил Александру Николаевичу, поздравлял с Днём Победы…

Поменяв же «штык-перо» на «щит и меч», Бучина, как, кстати, и лучшего друга Володю, и других приятелей юности постепенно из вида потерял. Да и писать долгие годы приходилось разве что протоколы, запросы-ответы, рапорта да отчёты с сообщениями… Не до беллетристики было, и не до встреч – даже с Казаковым виделись потом лишь пару-тройку раз… Помню, он всегда посмеивался, как видел меня в новой форме разных силовых ведомств, а когда шли в валютные магазины, дабы купить хоть что-то (в простых, стараниями мерзавцев-«перестройщиков», доведших страну до национальной катастрофы, в начале девяностых были натурально пустые полки) дивился моим экзотическим платежным средствам в виде чеков Внешпосылторга, каких-нибудь гульденов или датских крон…

… Лет через десять после описываемых событий я вдруг наткнулся в Доме книги на бучинские мемуары под броским названием: «170 000 километров с Г.К. Жуковым». Очень обрадовался, что Бучин-таки исполнил маршальский наказ! Оказалось – написал книгу в соавторстве с известным историком Н.Н. Яковлевым… В год 75-летия Великой Победы, думается, будет абсолютно уместно вновь опубликовать и нашу давнюю беседу с А.Н. Бучиным в её полном, бесцензурном, варианте.

Наша справка:

Бучин, Александр Николаевич (1917-2009). Ветеран войны, профессиональный шофер, мотогонщик, мастер спорта (уд. № 906), выступал за команды «Динамо», ВВС. Неоднократный рекордсмен СССР по шоссейным мотогонкам, чемпион Москвы (1949), чемпион Вооруженных Сил (1947). Награждён: Орденами «Красного Знамени», «Красной Звезды», «Отечественной Войны» II ст., «Знак Почёта», медалями «За отвагу», «За оборону Москвы», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией», юбилейными и памятными медалями, Орденом ПНР «Крест Грюнвальда» II ст., медалями ПНР «За Одру, Нису и Балтику», «За Варшаву».

Родился 2 февраля 1917 г. в Москве. Детские годы (1920-33) провёл в Туле, где в то время работал его отец – Николай Борисович Бучин, один из первых русских автомобилистов и гонщиков. После возвращения семьи в Москву Александр получил профессиональные водительские права (1934) и поступил на работу в автохозяйство НКВД СССР. В 1938-40 гг. проходил срочную армейскую службу в дивизии НКВД им. Дзержинского. Участник советско-финской войны (был водителем комдива П.А. Андреева). После демобилизации вернулся в Гараж особого назначения (ГОН), где работал на машинах сопровождения деятелей Коминтерна. С началом Великой Отечественной был определен в охрану генерала армии Г.К. Жукова, вскоре став его личным водителем. Прошёл с легендарным полководцем всю войну, окончив её в Берлине. По окончании войны служил в Германии, в Одесском ВО. Во время опалы на Жукова в 1948 г. был уволен из рядов МГБ СССР. По приглашению генерал-лейтенанта авиации В.И. Сталина был принят на штатную должность в штаб ВВС МВО, в состав команды мотогонщиков ВВС. В 1949 г. уволен из кадров армии, но оставлен вольнонаёмным на должности инструктора по мотоспорту. В 1950 г. А.Н. Бучин был арестован и помещён во внутреннюю Лубянскую тюрьму, где из него тщётно пытались выбить показания на опального маршала. За отказ от навета на Жукова осужден по печально известной ст. 58 УК РСФСР на 5 лет лишения свободы. Срок отбывал в Горьковской области (Унжлаг) на лесозаготовках. В 1953 г. освобожден по амнистии, в 1955 г. реабилитирован. Вернувшись в Москву, поступил на работу в автохозяйство на междугородние рейсы. С начала 1980-х гг., став «выездным», пересел на большегрузные фуры «Совтрансавто», которые перегонял во Францию, Италию, Австрию и др. Проведя почти полвека за рулём, вышел на пенсию в 75-летнем возрасте (1992). На пенсии написал и издал книгу мемуаров «170 000 километров с Г.К. Жуковым» (1994). Умер 26 июня 2009 года. Похоронен в Москве, на Преображенском кладбище.

Беседа с А.Н. Бучиным (запись 1987 года)

Семья, выбор профессии и увлечение мотоспортом

М.В.: Александр Николаевич, первый вопрос традиционный: семья, откуда родом, где прошло детство, юность?

А.Б.: Я – коренной москвич. Родился в дни Февральской революции. Родом – из Марьиной Рощи, где мы жили в дедовском доме. Мама – Надежда Александровна была домохозяйкой. Отец – Николай Борисович Бучин поначалу пошёл по линии деда Бориса – работал в слесарных мастерских. Но в начале века тяга к новой технике пересилила, и он уехал учиться автоделу в Германию, став одним из первых профессиональных российских шоферов. Он потом, к слову, не только в России трудился – одно время был техником-испытателем на фирме «Пежо» во Франции. В Москве же работал личным водителем у богатеев-купцов… Увлекался и автогонками. Не раз становился чемпионом Российской империи, участвовал в ралли Бордо-Париж…

Родители А.Н. Бучина – Надежда Александровна и Николай Борисович

С началом Первой мировой войны отца мобилизовали, назначив инструктором по подготовке водителей военных машин, в том числе, броневых. Хотя отец был равнодушен к политике и не кипел особым революционным рвением, революцию он принял. Когда в Москве шли бои с юнкерами, даже водил на них броневик! Во время Гражданской судьба кидала его по разным городам и весям – Орел, Тула… В Орле заведовал армейским автохозяйством, а в Туле его направили на службу в ЧК. В двадцатом в город русских оружейников он заберёт и семью. Сначала местом его работы станет гараж местного УгРо, а с двадцать второго, после демобилизации, отец получит назначение начальником автобусной автобазы. Так что мое детство и юность прошли в Туле. Там же я окончил семилетку и начал осваивать автомобиль. (В современных публикациях Бучина часто называют «туляком», но ещё раз подчеркнём – он и родился, и большую часть жизни прожил в Москве. – М.В.).

Я был третьим сыном в семье, а всего нас было четверо и одна дочь – Зинаида. Старший – Сергей станет профессиональным мотогонщиком, неоднократным чемпионом и рекордсменом СССР, выступая за «Динамо», а также одним из основателей нового вида спорта – спидвея, мотогонок на льду. Одним из первых в стране получит звание ЗМС. Серёжа погибнет в сорок втором в автокатастрофе, выполняя боевое задание… Средний – Алексей — станет чекистом. Младший – Виктор, вырастет спортсменом. Поначалу будет, как и братья, гонять на мотоцикле, а потом профиль поменяет, тоже станет выступать за «Динамо» – только в лыжах и биатлоне. После войны (и Витя пройдет фронт) станет чемпионом СССР, затем тренером. К слову, среди его воспитанников – олимпийский чемпион Саппоро Вячеслав Веденин.

М.В.: Получается, сомнений в выборе профессии у Вас не было? Все в семье – профессиональные автомобилисты, чекисты и спортсмены-динамовцы…

А.Б.: А вот и нет! Сказать по правде, в юные годы очень хотел стать лётчиком, как и многие мои сверстники. Тогда авиация была в моде. Всюду были развешаны плакаты: «Молодёжь – на самолёт!», «Комсомолец – на самолёт!». Людей в лётной форме буквально боготворили! Где бы ни оказывался лётчик – он всегда сразу становился центром внимания. Признаться, я тоже грезил о кожаной лётной куртке с крылышками в петлицах и синей фуражке… Самое любопытное, что детская мечта спустя пару десятилетий отчасти исполнится: лётчиком я, правда, не стану, но надену военную лётную форму – буду выступать в команде мотогонщиков ВВС по приглашению Василия Сталина!

Тогда же судьба распорядилась иначе – в 1933 году отец и Сергей поступили на работу в гараж НКВД, и наша семья вернулась в столицу. Дедовского дома на Марьиной Роще к тому времени уже не было – он пошёл на слом. И нам на семерых выделили комнату в Центре, в Старопанском переулке, которую мы перегородили на «клетушки» – «кухню», «родительскую» и «детскую».

Я решил не сидеть на шее у отца и старшего брата (ведь для того, чтобы стать лётчиком надо было ещё очень и очень много учиться!), и имея за плечами семилетку, поступил рабочим на ЗиС. Но уже через год, отучившись в автошколе, приобрел профессию шофёра, сдав экзамен на профессиональные права. Сергей «по блату» устроил меня в автохозяйство НКВД и в общество «Динамо». Там мы с ним стали «гоняться» на пару. Старший брат в ту пору бил рекорд за рекордом, был чемпионом Союза по мотоспорту. Витя – младший среди нас – тоже железного коня оседлал. В общем династия: в футболе – братья Старостины, в лёгкой атлетике – братья Знаменские, в мотоспорте – братья Бучины… Дома только и разговоров было про мотоциклы, масло, горючее, соревнования…

М.В. Что помешало вам стать «профессионалами», вслед за старшим?

А.Б.: Ну, Серёжу вся страна тогда знала и любила. Когда брат гонял, весь стадион «Динамо» полон был. Он парады физкультурников на Красной площади всегда открывал, ехал стоя на мотоцикле… Мы хоть и старались не отставать, но у Сергея же просто уникальный талант был! Витя потом лыжами увлекся. А меня в конце 1938 года на военную службу призвали…

Срочная служба, война с Финляндией и Гараж Особого Назначения

М.В.: Призвали, наверное, по «спортивной» линии?

А.Б.: Нет, призвали не в спорт-роту, как будет практиковаться в последующие времена, а в самую что ни на есть строевую часть, правда, тоже с «внутренним» уклоном. Служить ведь довелось в отдельной мотострелковой дивизии особого назначения внутренних войск НКВД имени Дзержинского. Первые полгода занятия по боевой и политической подготовке шли по полной программе, как и караульная служба, в том числе наряды по охране «нутрянки» – внутренней тюрьмы на Лубянке. Ирония судьбы: разве мог подумать, что спустя 11 лет сам в ней окажусь?

В конце лета тридцать девятого неожиданно вызвали к начальству: так, мол, и так, молодец, боец Бучин, службу справно несёшь, все боевые и политические навыки приобрел. Поэтому, с учётом твоего предыдущего гражданского опыта работы в автохозяйстве НКВД, определяем тебе новое задание – будешь отныне личным шофёром командира дивизии Павла Артемьевича Артемьева, к слову, будущего начальника Московского Военного Округа (7 ноября 1941 года именно ему поручат командовать знаменитым парадом на Красной площади – М.В.). Надо – так надо, стал комдивскую «эмку» водить…

В ноябре война с Финляндией началась. Направили в Северную Карелию на станцию Лоухи. Там выдали экипировку – на «эмку» цепи, а мне белый полушубок. Но на фронте «эмка» не пригодилась. По карельскому бездорожью на легковушке не проехать, поэтому «эмку» в тылу сразу оставили, а ездили на грузовике – ЗИС-133. Эдакое чудо техники: полувездеход – впереди лыжи, сзади – железные траки… Война с Финляндией у меня осталась в памяти как совершенно бестолковый, неподготовленный поход. Основные потери были не из-за того, что финны – прямо уж какие-то сверх-вояки, а из-за разных наших глупостей и разгильдяйства…

В Москву вернулись весной сорокового. Комдив вскоре получил новое звание – генерал-лейтенанта, и ему представительский ЗИС-101 вместо «эмки» выделили. До конца года на нём его и провозил. А тут и дембель подошёл. Артемьев, помню, предлагал: «Бучин, хочешь на курсы «Выстрел» пошлю учиться на командира?» Отказался. Не желал в кадрах оставаться, да и домой хотелось…

М.В. Но дома-то, получается, опять в спец-гараж попали…

А.Б.: Хм, видно, не захотели меня «органы» отпускать. Отдохнул я тогда немного и пошёл на работу устраиваться: опять старший брат посодействовал – он-то продолжал служить в автохозяйстве госбезопасности (с марта 1941 года НКВД разделили на два наркомата – НКВД и НКГБ – М.В.). В отделе кадров как узнали, что я шофёр-профессионал, да ещё из «системы», да ещё с боевым опытом – без разговоров в Гараж особого назначения (ГОН) взяли, оформив на должность с загадочным названием «шофёр-разведчик 1-ой категории».

На деле всё это оказалось гораздо прозаичнее – определили в охрану, то бишь в машины сопровождения «шишек» из Коминтерна. Насмотрелся я на них – во! Что на Димитрова, что на Куусинена… Высокомерные, надменные, вальяжные, часто датые. Через губу не переплюнут! Никогда не то, что не заговаривали – даже не здоровались ни с водителями, ни с охраной. Корчили из себя франтов-«европейцев». Ни они, ни их помощники не скрывали своего презрительного отношения к нам, русским, рожи от нас воротили! Помню, тогда меня всё один вопрос мучал: и для того, чтобы такой наглый, плюгавый тип, как этот Куусинен, воцарился в Хельсинки, мы и клали тысячами наших ребят в карельских лесах?!

Впрочем, издержки от негативных впечатлений на работе с лихвой покрывали удовольствия от мотогонок – ведь я вновь облачился в кожаные штаны и куртку с мотошлемом, отстаивая на различных соревнованиях честь бело-голубых цветов «Динамо». Но 22 июня грянула война…

(продолжение следует)

Михаил ВАСЬКОВ (Клуб 20/12)

Фотографии: